Пётр Гумич — известный в районе человек, к его имени много громких эпитетов: почётный гражданин Надымского района, бывший главный архитектор Надыма, автор проекта храма-часовни в честь благоверного князя Александра Невского, почётный архитектор России, почётный работник Роснефтегазстроя. Есть и другие, художник, например. Картины Гумича выставлялись в Музее истории и археологии Надыма, горожанам они знакомы. Но мало кто знает, как начиналась жизнь Петра Семёновича, богатая на события и без преувеличения славная.
К началу Великой Отечественной войны ему было три с половиной года. Место рождения — городок Синельниково в Днепропетровской области со всеми вытекающими последствиями: близость фронта с последующим его удалением и прочие «прелести» от незваных гостей. Город был оккупирован 2 октября 1941 года. Вот как выглядит то, что записано со слов нашего героя аккуратным почерком его супруги Татьяны Ивановны в коричневом блокноте, и, возможно, станет основой будущей книги: «В начале мы выбирались из Синельниково, как и другие жители, со своим скарбом пытались убежать от войны. Погрузили на тележку самое необходимое, мама с моим старшим братом Борисом тянули, а я сзади подталкивал. Это я помню. Двинулись в сторону вокзала, чтобы попытаться сесть на любой, даже товарный, поезд. На полпути на холме увидели большое немецкое орудие. Все ринулись обратно, чтобы уйти на другую дорогу, но и там шла вражеская колонна».
Иного выхода, как вернуться, не было. Все эти детали Пётр Семёнович «сшил» из разрозненных кусков: собственные отрывки и впечатления, воспоминания брата, рассказы матери. Если сознание трёхлетнего ребёнка в свидетели брать не совсем корректно, то с близкими он разговаривал уже не в детском возрасте, а память у его близких была свежа.
Оккупация
Дальше было, как в фильмах о войне: «Мамка, курка-яйка, давай, давай!», после чего сами же переловили кур и ушли, зажимая под мышкой кудахтавших хохлаток. Собеседник вспоминает, как во время обеда началась бомбёжка. Борис кинулся в погреб, разливая суп по дороге, а Петя спокойно доел и пошёл, куда все. Ребёнок ещё не понимал опасности, что и сберегло детскую психику, а потрясения случились позже. С его слов: «То, что я был немовля (с укр. — маленький), меня и спасало».
В подтверждение этой мысли: старший брат до конца жизни заикался, а случай, вызвавший этот недостаток, произошёл с Петей. Дети играли недалеко от комендатуры, откуда вышел немец в чёрной форме (из чего позже, понимая разницу, сделали вывод, что это эсэсовец). Осмотрел всех и ни с того ни с сего пнул Петра так, что тот отлетел на несколько метров. Чем мог так не понравиться ребёнок, понять невозможно, а Борис получил психическую травму.
Выше высказывается вероятность того, что упомянутые факты лягут в основу книги, и такие планы есть. Поэтому радушные хозяева показывали не всё, что записано в блокноте: «Там много личного, а сегодня поговорим о периоде оккупации и части послевоенной жизни». Стоит отметить, насколько важна информация от очевидцев: ведь ещё лет 10–20, и людей, на глазах которых происходили эти трагические события, не останется. И тогда любителям переписывать историю будет простор для творчества, за примером далеко ходить не надо — некоторые молодые японцы считают, что Хиросиму и Нагасаки бомбили русские. Ещё немного, и могут появиться воспоминания «очевидцев», что немецкие войска пришли в СССР с освободительной миссией, с аниматорами и баварским пивом.
И снова возвращаемся к воспоминаниям военного детства Петра Гумича… Через некоторое время рядом с домом упала авиационная бомба, да так, что он уцелел, но жить там стало невозможно. Переехали в соседнее село, где квартировали пару месяцев. Потом вернулись, когда из Синельниково пришла весточка: соседи подлатали избушку. Женщина растила сыновей одна, кроме соседей помочь было некому.
От папы осталась только фотография да позже получили справку о реабилитации, вот и вся память. Работал начальником угольного склада на ж/д, видимо, «доброму» человеку приглянулась должность, написал клеветнический донос и отца забрали в 1937-м, когда мама была беременна вторым.
На фото, которое бережно хранят, на коричневатом фоне, присущем снимкам 20-х годов прошлого века, бравый инженер в форменной одежде и фуражке: умный серьёзный взгляд, приятная внешность.
Квартиранты случались всякие
У соседей Батюков ненадолго останавливался партизан. Запомнился смешной прибауткой, которую напевал, раскачивая мальчика на ноге: «Ой тёща, тёща, жiнчина мати, та тиж було варенiкив як наварити, та сама поiси, а менi i юшечки не даси».
У других соседей квартировали итальянцы. Те угостили детей макаронами, но просили быстрее съесть, пока немцы не увидели. А один посадил Петю на колени и, так же качая его ногой, повторял: «Пьетро, Пьетро, у меня дома такой же Пьетро», и в глазах солдата мальчик видел слёзы.
Многое в той жизни человеку XXI века непонятно или кажется нереальным. А для нашего собеседника вопрос «Соседи бесплатно починили жилище?» вызывает улыбку:
— Конечно, какая плата, люди держались друг друга, время тяжёлое.
К слову, о партизане: недавно в обсуждениях поста в соцсети, где описывалась аналогичная ситуация, было много комментариев примерно такого содержания: «Да стал бы я рисковать своей семьёй и безопасностью из-за какого-то партизана!» Комментировать не будем, приведём лишь общеизвестный факт: война шла на уничтожение, так что лояльность и сотрудничество с врагом не давали гарантии выживания, если даже судить с эгоистично-прагматичной точки зрения.
Ещё момент, запечатлевшийся в памяти Петра Семёновича: после освобождения у них квартировали два лётчика, грузин и русский. Авиаторы подкармливали своих «арендодателей». Пётр Семёнович помнит, как кавказец Гога, входя в горницу, хлопал себя руками, приговаривая: «Ух и озяб я!»
Свои собственные потрясения у Пети начались после войны, когда ему было 9 лет и он уже понимал разницу между «плохо» и «очень плохо». В 1946 году случилась засуха, зима была трудной и голодной, а в 1947-м решили искать хлебные места, чтобы выжить. На пассажирском поезде доехали до Тернополя, мама попыталась там устроиться на работу. Ничего не получалось, мать продавала вещи, взятые с собой, на то и кормились. Из Тернополя ушли пешком. Проходя мимо полей, подбирали остатки прошлогоднего урожая: кукурузу, морковь, картофель. Отчаявшись, стали добираться до ближайшей станции, чтобы хоть на товарняке уехать домой, ведь деньги давно закончились.
Девятилетний скиталец
Сесть на поезд удалось, но проехали лишнего, а утром проснулись уже в Одесском порту. Рабочие показали направление к морвокзалу. По дороге видели всякую невидаль, запомнилась знаменитая Потёмкинская лестница. Дошли до оперного театра, Петра оставили со скарбом, точнее, на нём, а сами пошли искать пропитания.
«Бесхозный» ребёнок заинтересовал милиционеров. Пока выясняли, кто такой и откуда, вещи, с которых мальчик встал, успели украсть. Осталась фуфайка в руках, вот и всё имущество. Петра посадили в машину, где уже сидели задержанные по разным причинам взрослые и дети, и отвезли на окраину, к дому за высоким забором. Там стали записывать данные, а Петра, не зная, что с ним делать, в конце концов отпустили.
Он вернулся туда, где его оставили мать с братом, надеясь найти их там, но тщетно. Представьте себе состояние девятилетнего пацана в чужом городе, одного и без надежды! Несколько раз он пытался выбраться из Одессы, но «жемчужина у моря» держала крепко. То железнодорожная охрана с товарняка сняла, напоили чаем да опять отпустили. То попал к матросам, те умыли чумазого паренька и накормили хлебом с креветками.
В своих записях Пётр Семёнович отмечает, что никогда после этого не ел креветок, видимо, тяжёлые воспоминания повлияли на восприятие лакомства. Так же как и никогда больше он не хотел посетить Одессу.
Позже Петя уехал на пригородном поезде до Лимана. Там городские милиционеры отправили мальчика в приёмник, откуда, неласково принятый местными обитателями, он сбежал. Спрятался в тендере с углём на паровозе и уехал. На следующее утро разбудили железнодорожники. Станция Жмеринка. Парень решил досмотреть сны на вокзале.
Но доспать не удалось, на этот раз тётя с милицейскими погонами предложила сделать это в более тёплом месте. Из участка вместе с такими же беспризорниками в сопровождении служителей закона Петя отправился в Винницкий детский приёмник, откуда их распределили в Серебрийский детдом. Как это всё пережил такой кроха, оценить сегодня трудно. Ведь тут не приключения Гекльберри Финна в благополучной Америке, а скитания голодного ребёнка в разрушенной стране, где проблем у людей и своих хватает.
Когда молитва спасает
Всё это время мама искала младшенького, в силу возможностей своих и эпохи, ведь поисковых отрядов тогда не было, интернета тоже, как и телевизора с программой «Жди меня». Пётр писал на адреса родственников, которые мог вспомнить. Тогда, если даже пришло не по адресу, соседи находили истинного адресата, а не бросали письмо рядом с ящиком. Через два года родные нашли Петра.
Директор детдома отговаривала забирать сына, привела резонные аргументы: времена тяжёлые, здесь на полном гособеспечении и с перспективой поступления в любой по выбору вуз. А мальчик способный и шансы велики. Стоит отметить, в то время (1949 год), да и до конца 80-х годов прошлого века, даже среднее техническое (техникум, сегодня — колледж) считалось серьёзным уровнем образования, а институт был доступен уж точно не всем — из-за строгости экзаменов, из-за того, что у многих родителей не имелось возможности шесть лет содержать студента.
— Зато мама всю жизнь за меня молилась. О её смерти я узнал позже случившегося, но именно в тот момент почувствовал: за меня никто больше не молится, — тяжело вздохнул Пётр Семёнович.
Восьмилетку он окончил в детдоме, а чтобы учиться в 9-м и 10-м классах, ходил за шесть километров в Могилёв-Подольский. Затем было поступление на архитектурный факультет Киевского государственного художественного института. Директор детского дома, киевлянка, помогла парню, дала ключи от своей киевской квартиры, где он жил, пока был абитуриентом.
В 90-е Гумичи решили не ездить на малую родину главы семьи, не время. Подходящий момент возник позже, и то по предложению и настоянию сына, в 2010 году. Погуляли по Киеву, зашли в альма-матер Петра Семёновича. В 2013-м съездили в Синельниково, а в следующем году планировали посетить детдом, где жил и учился будущий архитектор. Но, как говорится, мы предполагаем, а судьба располагает.
Предмет особой гордости Гумичей, в большей степени, наверное, Татьяны Ивановны, — это картины главы семьи, украшающие стены их квартиры. По поводу яркости красок, даже некоторой кислотности цветов, автор пояснил, что видит мир таким, как изображает.
«Ваши картины — отражение времени. Диалог искусств (архитектура и живопись) со зрителем, возвращающий в прошлое Надыма, города моей юности, взросления, города, который строили и мои родители», — это строки из отзыва надымчанки с 1972 по 2014 год Аллы Литвиновой.
И, глядя на эти произведения, а в окно — на улицы города, к созданию которых наш собеседник имеет прямое отношение, приходит в голову мысль: не попадись ему в начале пути отзывчивые люди, помогавшие по своему разумению и возможностям, такой яркой судьбы и свершений этого талантливого человека могло бы не быть.
Уже скоро, 6 февраля, Петру Гумичу исполнится 86 лет, давайте поздравим земляка и достойного гражданина своей страны с днём рождения и пожелаем многих лет счастливой жизни!
Фото автора
