От редакции
1 марта 2025 года газета «Рабочий Надыма» отметила свой 50-летний юбилей. Полвека – солидный возраст: нам есть что рассказать, чем поделиться. Садитесь поудобнее – вспомним былое вместе. В 1975 году вышел первый номер издания, который стал отправной точкой увлекательного путешествия читателей и сотрудников редакции по необъятному миру информации. Издание было зарегистрировано как печатный орган Надымского горкома КПСС и городского Совета депутатов трудящихся. С тех пор на свет появились более шести с половиной тысяч выпусков районной многотиражки.
В преддверии всенародного праздника – 80-летия Великой Победы – мы публикуем материал из архива газеты «Рабочий Надыма» о ветеране Великой Отечественной войны, надымчанине Владимире Ивановиче Шпиленко. Нашего земляка не стало 17 сентября 2013 года, а 8 марта 2025 года исполнилось 100 лет со дня его рождения.
Виктор ЭРЕНД
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕТЕРАНА
Чем дальше уходят в прошлое последние залпы Великой Отечественной войны, тем ценнее становятся для нас воспоминания живых свидетелей тех событий – воинов, ценой своей крови защитивших Родину, одержавших Победу.
Одним из них является участник боёв за освобождение Белоруссии, Польши, Восточной Пруссии, штурма Кёнигсберга надымчанин В. И. Шпиленко. Крепкого, бодрого ветерана многие в городе узнают по военной выправке и наградам на груди. Его часто приглашают в образовательные учреждения, библиотеки и трудовые коллективы, где он охотно рассказывает о пережитом. Память у него цепкая. Фамилии и имена боевых товарищей, номера полков, дивизий и госпиталей он помнит наизусть. Предлагаем вниманию читателей некоторые эпизоды из рассказа (которого хватило бы на целую повесть) Владимира Ивановича.
«…ТАК НАЧАЛАСЬ ВОЙНА»
Утром 22 июня к нам через стенку постучался тёткин муж, дед Поясок, у которого дома было радио. Батя вышел во двор, и мы с братьями следом за ним. Тут дед сразу и говорит: «Война началась! Германия напала на нас. Бомбили Киев».
Мы с братом-близнецом Ванькой побежали на работу, на кременчугский завод Укрпищетара. А там митинг.
Директор завода уже в военной форме. Все выступающие брали обязательство выполнять по две нормы, чтобы быстрее разгромить врага.
Вскоре нас отправили рыть противотанковые рвы и окопы у переправы через Днепр. Работали от зари до зари, ночевали в разрушенной церкви. А брат остался дежурить на заводе, чтобы во время бомбёжки тушить зажигательные бомбы. Завод затем успели демонтировать и отправить на восток.
Вражеская авиация бомбила город. Мы с братьями залезали в подвал. Отец, служивший артиллеристом ещё в гражданскую, никогда не прятался. «От прямого попадания не спасёшься, а дальних разрывов нечего бояться. Услышите свист падающей бомбы, сразу же падайте там, где стоите», – учил он нас. Этот совет мне пригодился на фронте.
В ОККУПАЦИИ
Гитлеровцы вошли в город в полночь. Утром их посты уже были на вокзале у железнодорожного моста, возле Дома Красной Армии. Видели, как захватчики грабили магазины: отстреливали дужки замков, заходили и выбирали всё, что хотели. Одного мужика, который после них захотел поживиться в магазине, немцы расстреляли на месте. На постой они размещались по лучшим домам. Кто отказывался пускать – тех расстреливали.
На территории предприятия по ремонту оружия устроили концлагерь, куда сгоняли тысячи советских военнопленных. Когда прибывала новая партия пленных, мы прибегали смотреть – есть ли кто из кременчугских, чтобы сообщить их родным. Помню, как по просьбе родителей разрешили забрать из-за колючей проволоки одного израненного, истощённого младшего командира. Через неделю он умер дома от крупозного воспаления, полученного в концлагере.
При отступлении наши сожгли кондитерскую и табачную фабрики, пакгаузы, элеватор. Под пепелищем на месте зерноскладов мы раскапывали полуобгоревшее зерно, мололи из него муку. Жизнь пошла тяжёлая, дорогая.
Был установлен комендантский час. Но даже в разрешённое время свободно передвигаться по городу мы опасались, так как трудоспособную молодёжь немцы ловили и отправляли к себе на работы. В своём дворе мы сделали скрытый вход в подземное убежище, из которого через весь сарай прокопали траншею на соседний двор, откуда можно было незаметно скрыться. И всё равно брат не уберёгся и попал в облаву. Закрыли его до отправки в цирке. Ночью всех попавших в облаву ребят погрузили в вагоны и увезли. Отец с матерью провожали Ваню до отхода поезда. Только одно письмо пришло от него. Писал он, что работает на шахте в Катовице, в тяжёлых условиях на глубине 600 метров. После освобождения из неволи Иван ещё ушёл повоевать с фашистами и был убит в одном из боёв, о чем я узнал лишь в 60-х годах от земляков, служивших вместе с ним.
НА ФРОНТ И В ПЕРВЫЙ БОЙ
Кременчуг был освобождён от немцев в начале сентября 1943 годa. По призыву полевого военкомата 5 сентября я пошёл служить в армию. После подготовки в гороховецком лагере, где мы с голоду чуть не опухли, все запросились на фронт. Наконец, нас всех погрузили в эшелон и повезли через Москву, где хорошо накормили и обмундировали с ног до головы. В начале декабря 1943 года мы попали на Второй Белорусский фронт, в 102-ю Дальневосточную дивизию, 30-й Хасанский полк. Нас выгрузили на станции Осиповичи, в 50-ти километрах от передовой. Добирались пешком, по дождю. От деревень остались одни головёшки и печные трубы. Моё боевое крещение состоялось в начале января 1944 года. Нас, группу автоматчиков из шести бойцов, ночью по траншеям привели на передовую, чтобы пополнить взвод, понесший потери во время отражения атак врага. Когда утром принесли горячую пищу – некому её было раздать, так как многие полегли в бою, раненых унесли санитары. После непродолжительного затишья начался обстрел наших позиций из пулемётов и миномётов, немцы пошли в наступление. Мы отбили три атаки, пока совсем не стемнело. После нескольких дней противостояния мы выбили врага из деревни. В первом бою я увидел ужасные картины войны: как одному солдату оторвало руку по плечо, а другому выбило глаз и глазное яблоко висело на чём-то вроде рва. Люди ходили по трупам. От этого вначале просто жутко становилось, а потом ко всему привыкаешь.
21 февраля 1944 года в одном из боёв я получил своё первое ранение. Крупный осколок попал в левое предплечье. После операции и двухмесячного лечения я снова вернулся на фронт. Тогда я ещё и не брился – мне было 19 лет, а виски мои уже поседели. 24 июня 1944 года наши войска освобождали город Жлобин. Это на Днепре, в Белоруссии. Участвовал в боях за Бобруйск. Здесь я увидел всю мощь и силу нашей авиации, артиллерии, танков. В Бобруйском котле было взято в плен 80 тысяч немцев.
Враг бежал. Преследуя его, мы дошли до Польши, остановились возле речки Нарев в деревне Пожонзы. В начале 1945-го началось широкое наступление наших войск на территории уже Германии. День и ночь шла артподготовка: обстрел укреплений врага вёлся из всех видов орудий. Земля дрожала и стонала от разрывов. Наши пошли в наступление, немец начал драпать. Войска Центрального фронта вошли в Германию.
В ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ
Часть, где я воевал, повернула на Восточную Пруссию. В конце февраля наш батальон стоял в обороне на возвышенной местности. Немцы в трёхстах метрах под лесом. Их пушки прямой наводкой нацелены на нас. Числа 27-го мы двумя ротами пошли в наступление. На открытой местности немец косил нас из пулемётов, как траву. Остановились, залегли цепью. Один только командир нашего взвода Коровин машет пистолетом и поднимает бойцов в атаку: «Вперёд! За Сталина!» Раньше он командовал продовольственным складом, назначили комвзводом недавно. «Будешь моим связным», – сказал он мне перед боем. Тут застрочили пулемёты. Залёг и наш взвод. Командир кричит: «Шпиленко, дай лопатку!» А перед атакой я спросил у него: «Земля мёрзлая. Лопатку брать?» «Возьми на двоих одну», – сказал он тогда. Бросил я ему эту лопатку. Он в трёх метрах от меня лежал. Ковырнул он мёрзлую землю лопаткой раза три, тут его немецкий снайпер и убил.
Я перекатился и залёг в колею, оставленную танком, наверное, ещё по осенней грязи. Во время затишья пополз по-пластунски, добрался за бугром до блиндажа комроты, старшего лейтенанта Виноградова, и, доложив обстановку, сказал, что лейтенант Коровин смертельно ранен. Это донесение я повторил и комбату в штабе, располагавшемся рядом в лесочке. Комбат дал санитара и носилки, приказал вынести лейтенанта. Доставили тело комвзвода, занёс я в штаб офицерскую книжку, планшет, пистолет и ракетницу. Выхожу, а какой-то военный снимает с мёртвого лейтенанта новые сапоги. Знаков различия не видно, потому что сверху на нём рваная фуфайка, только на гимнастёрке орден висит. Хотел я со злости и обиды из автомата его прикончить, да только старослужащие остановили и объяснили: «Мёртвому всё равно, а этому ещё воевать, у него ботинки рваные».
Ещё одно ранение я получил 5 марта. Шли в наступление. Застрочил пулемёт. Пули просвистели возле меня. Тут же залёг в грязи, в луже. Снял шинель, подложил под себя. Шестеро бойцов, наступавших со мной, бросились назад, залезли в воронку от бомбы. Смотрю, фриц гранаты бросает. Мне только перчатку порвало осколками и пальцы немного поранило, а шестерых в воронке одной гранатой накрыло. Вот и верь после этого, что в одну воронку снаряд два раза не попадает.
ВЕСТЬ ОБ ОКОНЧАНИИ ВОЙНЫ
Пошли дальше по Восточной Пруссии. Заняли оборону на берегу речки. Через каждые 300 метров пулемётные точки. Немцы не наступали, мы тоже. Пулемётных дисков по 72 патрона много. Время от времени ночью мы постреливали трассирующими пулями по позициям врагов, для острастки.
22 февраля всех снимают с позиций: «Будем переходить речку. Лёд у берегов обрублен». Перекинули мосточки, перебежали речку, а у немцев лёд тоже обрублен. Стали перепрыгивать. Многие стали тонуть. Вытащили. На берегу пять рядов колючей проволоки. Немец перекрёстным огнём кроет. Добежали до бетонированных дотов. Разведчики взяли языка. Мы отступили, залегли. Пленный оказался поляком – ничего не знает. Капитан Оболенцев с группой снова пошёл в разведку, взял двух немцев – из полевой кухни. Они сказали, что сзади идёт подкрепление до сотни солдат. Отошли на свой берег.
28 марта в 22 часа ночи снова пошли в наступление. Подползли, цепью залегли возле немецких траншей. Заняли одну траншею, другую. Здесь меня опять ранило. Я попал в полевой госпиталь в деревне Мюльхаузен и там услышал весть об окончании войны.
9 мая утром мимо госпиталя проезжал с охоты на подводе командир дивизии полковник с двумя солдатами. Он и сказал, что 8 мая было объявлено о капитуляции Германии. «Вот вам кабанчик с нашей охоты, в общий котёл, за нашу победу», – порадовал нас комдив.
Мы сразу организовали митинг. Женщины-врачи, медсёстры, санитарки – плакали, кричали от радости. Все стали палить из пистолетов, винтовок, автоматов. День стоял тёплый, солнечный. Мужчины нарвали в лесу ветки цветущей черёмухи, стали дарить их медперсоналу. В обед выдали всем по 100 граммов, провели концерт и танцы. Вот так мне запомнился последний день войны.
Продолжил я службу в Северо-Кавказском военном округе, демобилизовался в 1948 году.
С 1972 года я начал работать и жить в Надыме. Трудился в комсомольско-молодёжном тресте «Севергазстрой» слесарем-монтажником, затем до 1980 работал в СУ-41. После выхода на пенсию ещё 14 лет работал в охране. 12 октября исполнилось 32 года со дня моего приезда в этот, ставший для меня родным северный город.
В 1995 году мне довелось побывать в Москве на праздновании 50-летия Победы, на 55-летие я был в Салехарде. Всем живым участникам Великой Отечественной войны желаю дожить до 60-летия Победы и встретить юбилей на высшем уровне.
Фото: архив редакции.
