Ранее в нашей газете была публикация «Дожить до мирной тишины», в которой пояснялось, как наш герой попал в Серебрийский детский дом.
Детский дом
В Серебрийском детском доме было три возрастные группы: старшая, средняя, младшая, меня определили в младшую. Сразу перезнакомились, все знали друг друга. У каждого воспитанника кровать с постельными принадлежностями, матрасы и наволочки набиты соломой. Меняли измельчившуюся в труху солому сами. Дети посмеивались, если происходила «детская слабость», но добродушно, без злобы. Например, одного мальчика называли из-за этого моряком. Оказавшись там после одесских скитаний, был рад, что нашёл приют, и всем был доволен. Сознание допускало, что матери с Борисом ещё не удалось вернуться в Синельниково. А здесь дети такой же судьбы. С нами добрые люди: воспитатели, нянечки, повара, прачки. Успокаивала и природа, в любом месте здесь ощущал красоту и отличие от степных мест родного Синельниково. Видел противоположный правый берег Днестра с долинами и высокими возвышенностями, которые называли горами. Завораживало волнение пшеничных полей при ветре. Южная растительность тоже впечатляла: акация, лещина, виноградные плантации. И отары овец, сельские постройки с высокими соломенными крышами, стоящие вертикально вверх-вниз не на прямых улицах, ограждённые каменными мурами. Значение этого слова «мурами» узнал от сельских ребят в школе («мурами» — забор, ограда — прим. авт.). Это восприятие мирной жизни успокаивало, я уже не плакал.
В детдоме на окраине села Серебрия жил зиму с 47-го на 48 год. Вблизи железная дорога с лесопосадками. Учился в Серебрийской сельской школе-семилетке, которая находилась недалеко. Зимой 1948–1949 годов после неоднократного обследования врачи районной больницы Могилёва-Подольского направили в Цекиновский детский санаторий. Остались в памяти образы врачей: пожилой возраст, седина, очки-пенсне. Санаторий располагался на левом берегу Днестра, южнее города Ямполь. На правом берегу — молдавский город Сороки с турецкой каменной крепостью. Ехали через Могилёв-Подольский, село Бронница, город Ямполь на телеге, запряжённой двумя лошадьми, с привалами. Вёз ездовой дядька Павло. Поля покрыты неглубоким снегом. Я лежал в телеге: ногами к ездовому под одеялом, смотрел на дорогу. Видел полевых мышей, когда те перебегали дорогу и прятались в снегу, это было в диковинку. Интересовало, почему они не замёрзли, ведь зима.
Там пробыл больше года, вернулся в январе 1950-го. По числу мест санаторий был небольшой. Его сотрудники относились к подопечным заботливо, помогали в учёбе. Недалеко стоял лиственный лес, там росли груши, боярышник, дикая черешня, смородина, шиповник, шелковица. Климат в тех местах мягкий, лечебный.
Питание санаторное разнообразное. На стол шли овощи и ягоды с подсобного хозяйства. Медперсонал рекомендовал их есть в сыром виде: капусту, морковку, чеснок. После сбора урожая на грядках можно было найти остатки овощей. Я собирал их и прятал в тайник под зданием в высокой траве. Морковку чистил стеклом и сразу грыз. Сочная и сладкая, а зубчик чеснока был за щекой как конфетка. (Современнику, особенно подросткам, строчки о еде могут показаться слишком подробными, но в те времена дети о еде думали постоянно, время было голодное, отсюда и такие глубокие впечатления на эту тему — прим. ред.).
Из санатория нас водили в сельский клуб. Там посмотрел фильм «Повесть о настоящем человеке». А в город Сороки через Днестр на катере нас возили смотреть фильм «Молодая гвардия». В этой части Днестр был судоходный.
В палатах печное отопление, туалет во дворе, баня. Одевали нас тепло. Учебные занятия — в сельской школе. Здесь учили познавать природу. Одно из занятий — откармливание тутового шелкопряда листьями шелковицы. В специальное помещение мы приносили ветки тутовника (шелковицы). Гусеница шелкопряда поедала листья, заматываясь в кокон. Коконы сдавали для производства шёлковой нити. Из оставленных вылупливались мотыльки и откладывали яйца гусениц, а мы наблюдали этот замкнутый цикл.
Вернулся из санатория тем же путём с дядькой Павло, он привёз на поправку другого детдомовца. Здоровье моё улучшилось, по возвращении старшие ребята меня уже не задирали.
На территории детского дома, а это бывшая погранзастава, мы случайно обнаружили одноэтажное каменное здание, внутри оштукатуренное, с небольшими окнами. Видимо, у него было какое-то подсобное назначение. Естественно, проникли туда и увидели на штукатурке глубоко процарапанные слова «Умрём, но не сдаёмся. Да здравствует Родина! Ведём последний бой». На штукатурке — следы от пуль. Символы — звезда, серп и молот. И другие тексты. Сейчас понимаю, каково было их душевное состояние.
Обслуживающий персонал и воспитатели
Ночная нянечка пожилого возраста. Хромает на одну ногу. Каждую ночь зажигает в длинном коридоре керосиновые лампы. Ночью заходит в спальни и ласково будит детей, чтобы сходили на ведро. Бессменный наш повар дядя Стёпа, прошедший Великую Отечественную войну в этом же амплуа. Вспоминая о войне, с горечью говорил, что еду всегда готовил вовремя, но иногда после боя некого было кормить. Если дети уходили из детского дома строем, организованно, с воспитателями в кино или на речку, он всегда выходил на крыльцо кухни и смотрел нам вслед, провожал. У него были помощницы, тоже местные жительницы, одна из них ласково называла меня Петрусь. Позже стали назначать дежурных по кухне из старших групп. Мне тоже приходилось дежурить. Не только чистили картошку, дядя Стёпа учил нас и готовить: жарить котлеты, оладьи, омлет. Он готовил вкусно, и всегда была добавка. Сотрудников кормили той же едой. Повара все любили и уважали. Но у меня для этого был отдельный повод. После семилетки я продолжал учёбу в городе Могилёв-Подольский. Ходил в школу часто по железной дороге пешком. Поэтому завтракал раньше других воспитанников. Каждым ранним утром меня будил ночной сторож Лосенко: «Эй, хлопэць, вставай, вступай в штаны, Степан вже каши наварыв». Повар всегда бесхитростно, но весело шутил. Когда во время дежурства мне приходилось мешать в котле, говорил: «Помешай». В ответ: «Мешаю». А он с хитрецой: «Хто мiшаэ, того бiють».
Бывшие воспитанники на летних каникулах приезжали в детдом. Их всегда радушно принимали. Дядя Стёпа помнил каждого, радовался. Летом 1980 года я был на встрече выпускников. Когда ехали автобусом с вокзала Могилёв-Подольского в Серебрию, никто друг друга не мог узнать. Очень радовались встрече с дядей Стёпой, который по-прежнему работал поваром в здравии и с тем же неиссякаемым юмором. Ребята отметили, что тот остался прежним, физически и внешне почти не изменился. Эта встреча у меня была последней с ним, с учителями, сотрудниками, товарищами. В архиве храню список всех, кто был на той встрече. Когда в советский кинопрокат вышел бразильский фильм «Генералы песчаных карьеров» (снят в 1971 году; в СССР показан в 1973 году, в некоторых источниках указан 1974 год — прим. авт.) с проникновенной песней и музыкой, то ощутил живую близость жизненной ситуации героев. Неслучайно на встрече выпускников песню из этого фильма исполнил наш товарищ с музыкальным образованием Василий Вересюк, а мы все подпевали.
После возвращения из санатория я попал в группу, воспитателем которой был Пётр Маркович Трахтенберг. Участник войны, носил военную форму: гимнастёрку, галифе, сапоги, шинель; зимой — белый полушубок и шапку-ушанку. Пётр Маркович относился к нам доброжелательно, но по-военному требовательно и строго. Каждый год зимой ездил в отпуск на Кавказ, привозил фрукты, орехи и раздавал. Всегда его ждали с нетерпением, знали, что обязательно привезёт гостинцы.
В детдоме был духовой оркестр, которым руководил бывший военный дирижёр Бурса. По окончании семилетней школы некоторых воспитанников из духового оркестра принимали на службу в военные оркестры Советской армии.
Помню ещё одного воспитателя, бывшего разведчика. Воевал в Болгарии — в разведке, в тылу врага. К сожалению, не сохранилось в памяти имени и фамилии. Работал в детдоме недолго. Внешне выглядел так: выше среднего роста, пропорционально сложен, всегда в костюме. Мы относились к нему с большим уважением и просили показать приёмы борьбы. Отвечал, что показывать боевые приёмы запрещено.
Летом воспитанников водили в походы. Маршрут руководители составляли заранее. В путь брали заинтересованных: кто хорошо учится, физически здоров, к тому же к походу готовили.
Учили раскладывать и складывать палатку, разводить и гасить костёр, готовить пищу, ориентироваться на местности, оказывать первую помощь, бережно относиться к природе. Руководители предусматривали движение по берегам рек, чтобы мы накупались. При выборе маршрута учитывали наличие достопримечательностей, ночлег планировали в населённом пункте, в детском саду, школе, клубе. Продукты, палатки, посуду, дрова везли на подводе. Мясо, фрукты, овощи закупали в сёлах. Ездовым был тот же дядька Павло.
В походе вели дневник. Это доверяли имеющим определённые навыки: рисовать, излагать события, грамотно и красиво писать. Мне поручили делать рисунки. Это были цветные карандашные зарисовки: реки с ивами и каменистыми берегами, пшеничные поля, фруктовые сады. От первого похода осталась в памяти церковь в скале на склоне берега Днестра. Пётр Маркович, наш руководитель, улыбаясь, предложил: «Ребята, давайте штурмом возьмём эту гору!» Все дружно откликнулись. Преодолевая сыпучий склон, на полпути увидели церковь. Это произвело неизгладимое впечатление. Появилась мечта нарисовать, и я это сделал, но в другое время.
Никто не забыт
Директора менялись. Хорошо помню Бориса Григорьевича Городинского. Фронтовик, одна нога на протезе. К детям относился с большой заботой, проникал в детские души, при этом был справедливым и требовательным. При нём нас стали лучше кормить, лучше одевать. Бывшие пограничные конюшни, капитальные постройки, постепенно превращались в помещения для нормального проживания детей. Кухня и столовая, библиотека, медицинские кабинеты, клуб, комнаты дневного пребывания и спальни. Баня и прачечная в отдельных постройках, туалеты надворные.
По вечерам на линейках директор произносил речи по итогам прожитого дня, всегда был очень эмоционален, говоря о прошедшей войне. Так он воспитывал в нас патриотические чувства.
Борис Григорьевич считал, что детдомовцы должны трудиться, привлекал к посильной работе. С помощью взрослых обустраивали территорию: футбольное поле, волейбольные площадки и игровые, в том числе песочницы, теневые навесы. Озеленяли территорию детдомовцы тоже самостоятельно.
Директор поощрял тех, кто хорошо учился и трудился, используя возможности, которыми располагал. Помню, как я красил окна. Наградой за работу стала вельветовая куртка. Потом носил в студенчестве и при первой встрече с матерью подарил. Надевая, она с гордостью говорила соседям: «Это подарок Пети!»
Когда Бориса Григорьевича перевели в город Могилёв-Подольский, всем детдомом провожали до остановки в центре села, многие плакали. На память он подарил мне свою фотографию. При Борисе Григорьевиче Городинском стали на каникулах принимать выпускников на равных правах с остальными воспитанниками при полном довольствии. И дядя Стёпа по-прежнему кормил бывших воспитанников. Ведь приезжали те, кому некуда и не к кому ехать, родным домом для них был Серебрийский детский дом.
Математику преподавал М. П. Ивлев, моряк фронтовик. У него была колоритная внешность. Для учеников математик по значимости – человек номер два после директора школы. Доходчиво излагал арифметику, геометрию, был членом правления колхоза и активистом в общественной жизни.
Не могу не вспомнить учителя физики Серебрийской сельской школы Леонида Петровича Ткача. Тоже участник Великой Отечественной войны, офицер. Был ранен, лечился в госпиталях Бузулука и Бугуруслана Оренбургской области. Об этом фронтовик рассказывал на уроках в связи с темой «Углеводы. Нефть и газ. Технология их добычи». По содержанию уроки глубокие, не только по материалам учебника. В физике я преуспевал. Благодаря Леониду Петровичу в институте предметы, основанные на знаниях законов физики, давались легко. Был очень рад видеть Леонида Петровича на встрече выпускников в 1980 году. Не все из бывших сотрудников были на этой встрече, кого-то уже не было в живых. А вот Леонид Петрович, так же как и дядя Стёпа, выглядел моложе своих лет, и этим произвёл на нас, сорокалетних мужиков, приятное впечатление. Участвовал он и в организации самого вечера. Есть фото 1980 года, где выпускники у дома учителя.
Географию преподавала жена физика. К сожалению, могу назвать только её фамилию – Ткач. Она дала не только хорошее знание по предмету, но и привила интерес к природным явлениям. Хорошо помню, что тоже участница Великой Отечественной войны, служила в лётных войсках. Перед моим отъездом на учёбу в Киев в детдом заехали два лётчика. Оказавшись в командировке в Могилёве-Подольском, они прибыли в Серебрию, чтобы встретиться со своей однополчанкой.
В период нашего взросления, и в детдоме, и в Серебрийской школе, с нами были мужчины, участники Великой Отечественной войны: сотрудники, воспитатели, педагоги, директор детского дома, учителя. Мы очень уважительно относились к ним, они стали образцом мужества, человеческих качеств.
Медсестрой работала Ольга Павловна. Фронтовичка, спасла танкиста из горящего танка. После его выздоровления они поженились. Подробностей о том, почему они жили в Серебрии, мы не знали, она была в штате медработников детдома. Мужа её мы видели: на лице у него были незаживающие раны, прикрытые наклейками. Такую же наклейку на лицевом шраме, уже взрослым, я видел в Полтаве у известного в городе архитектора-фронтовика Пасичного.
Я помню, как Ольга Павловна мне, и не только мне, закапывала в глаза капли, прописанные врачом больницы Могилёва-Подольского. Туда нас, согласно санитарным требованиям к детским учреждениям, регулярно возили на плановые медосмотры. К Ольге Павловне мы всегда обращались по нашим детским нуждам: кто ногу ушиб, кто порезал стеклом подошву (летом же ходили босиком), у кого из носа кровь потекла. Она всегда по-доброму и умело подлечивала наши бытовые «недуги».
Родня по детству
Весенние утренние сумерки. В школу надо приходить рано. Иду по железной дороге ближе к городу. Вдруг появляется хлопец моего возраста, явно не домашнего обихода. Идём параллельно. Он говорит, что давно наблюдает, понял, что я детдомовский. Спокойно иду дальше. Тогда он спрашивает: «А как тебе живётся в детдоме?». И продолжает: «Я вот вольный…». Мы как бы одной судьбы, но у меня всё-таки есть дом, а у него – нет. Его жизненная ситуация мне знакома со времён одесских скитаний и из историй других детдомовцев. Рассказал, как живётся у нас. Ничего плохого и страшного нет. Он, почувствовав искренность и расположенность к общению, задал главный вопрос:
– Что же мне дальше делать?
Я ответил:
– Изменить свою жизнь, учиться.
Сказал, что подумает, и исчез так же внезапно, как появился.
В детском коллективе нельзя без дружбы. С ребятами-одногруппниками детдома были дружеские отношения, взаимопонимание. На память о них остались фотографии. Прекрасные отношения сложились и с сельскими ребятами, особенно близки были с Василием Трофименко. В школе его называли Вася Троша. С ним учились в одном классе. Я помогал ему о математике, задания выполняли у него дома. В их фруктовом саду на берегу Днестра росли вкусные сладкие сливы какого-то особого сорта, который называли угорка, мы ели прямо с дерева. После семилетки оба учились в Могилёве-Подольском, он – в школе номер два, я – в железнодорожной. В это время ещё больше сдружились. После выпуска Василий год работал инструктором в райкоме комсомола, помог осуществить мою детскую мечту – нарисовать церковь в скале. Дал свой велосипед, чтобы я смог доехать туда. Июль 1957 года, на каникулах приехал. Рисунок сделал карандашом и акварелью.
В городской школе дружил с Вилей Карета, вместе учились в восьмом и девятом классах. Нам обоим нужна была эта дружба, общение дополняло жизнь. Виля жил с отцом, матерью и младшим братом в доме на берегу Днестра. Ему я тоже помогал в выполнении домашних заданий. Отец, глухонемой крепкий здоровый мужчина, зарабатывал перевозом через Днестр. Семья дружная, добродушная, гостеприимная. Виля тоже умел управлять лодкой на быстрой, непростой, с воронками реке. Он приглашал меня поплавать, показывал, как управлять, работать вёслами, чтобы попасть в заданную точку на другом берегу. Эти уроки для меня были первыми, в дальнейшем уверенно управлял лодкой. Особенности управления плавсредством на реке с быстрым течением заключаются в умении направлять его под определённым углом с учётом течения и сноса. Это законы физики. Отец Вили познал их самостоятельно, опытным путём, научил сына, а Виля дал уроки мне.
Обучаясь вместе с сельскими и городскими детьми, я внутренне ощущал их отличие от нас, детдомовцев, какое-то их тайное превосходство. Они были домашние, семейные. Но они нас никогда не отторгали, в семьях принимали радушно.
Студенчество. Преподаватели
Занятия в мастерской Евгения Ивановича Катонина, общение с ним, запомнил навсегда. Со студентами профессор разговаривал в доверительном тоне, рассказывал о жизни, о памятных событиях. Делился глубокими знаниями об итальянской архитектуре. Он был ещё и художником – графиком, акварелистом. Из всех сокурсников Евгений Иванович выделял меня и интересовался дальнейшей судьбой (способного мальчика, по его словам). Мы все для него были детьми.
Долгие годы вместе с Евгением Ивановичем в КГХИ работал Ирфан Гафарович Шемсединов, на архитектурном факультете преподавал с 1950-го по 1993 год. От студентов получил шутливое прозвище Инфаркт Миокардович. Архитектор, профессор, педагог Ирфан Гафарович был участником Великой Отечественной войны. Служил на флоте. Запомнились его рассказы о трудностях военной жизни, как в ночных переходах по берегу многие матросы спали на ходу. Относился к нам участливо, я чувствовал это и на себе. Трудности студенческой жизни ему были знакомы. Поэтому привлекал меня к работам по проектированию станции метро, где он участвовал по конкурсу. Ирфан Гафарович руководил мастерской Катонина. По окончании института выпускники пригласили его на прощальный «камерный» вечер в общежитии. И ещё раз убедились в сердечности и открытости преподавателя.
Великая Отечественная война пронзила всю мою жизнь с детских лет до сегодняшнего дня. Память о войне выражена в непосредственном участии в создании памятников в Полтаве, Надыме, Ныде. По линии супруги в нашей семье память сохранена в Бессмертном полку.
Пётр Гумич, почётный гражданин Надымского района, бывший главный архитектор города.
Фото из семейного архива Петра Гумича.
